биполяр очка: взлёты и падения

Я уже писала здесь о своём шестимесячном нахождении в стенах психиатрической больницы (ничего радужного), но свои проблемы тогда я предпочла опустить, так как не была готова говорить о них во всеуслышание.

Сейчас у меня в целом всё наладилось, поэтому хочу поделиться опытом и на своём примере показать, что не всегда всё так плохо, как кажется. Если у такого безнадёжного человека как я получилось выкарабкаться, то у вас точно получится!

(Скорее всего, это прочитают мои родственники, коллеги и одноклассники, которым почему-то до сих пор есть дело до меня, но мне уже похуй, постарайтесь только избавить от сочувственных взглядов, подачек и насмешек: мне на вас поебать и на ваше мнение тоже)

В начале декабря 2016 года я решила, что не хочу больше жить. 

Этому предшествовала глубокая затяжная депрессия со всеми вытекающими. 

Всё началось, наверное, в подростковом возрасте — возрастной кризис, который не прошёл, психотравматическая ситуация, о которой я не могла никому рассказать до своих 20 и так далее. 

Окей, да, сверстники считали меня немного странной, о чём мне неоднократно сообщали. Я не была общительной, у меня была одна подруга, которой мне было достаточно, мне больше ничего не было нужно. У меня были проблемы с общением, с социализацией, какой-либо эмоциональной связи с обществом не было, я жила в своём мире, иногда выходя из него только потому, что у меня был аж один друг — это и много чего ещё позже получило новое для меня общее название — шизоидные явления. Я не могу сказать, что была кем-то вроде изгоя, иногда моё сознание всё же взаимодействовало с внешним миром и временами довольно успешно.

Я не относилась к этому как к проблеме — подумаешь, не хочу общаться ни с кем, беспокоить меня всё это начало после того, как я поняла, что это не просто нежелание, а страх. Иногда у меня бывали срывы, мучительные воспоминания, ненависть и презрение к себе — всё это мешало. Возможно, депрессия началась тогда. Иногда я резала себя, у меня начались проблемы со сном, начала чувствовать панику, когда для неё не было причин. Я понимала, что это неок и решила обратиться за помощью, на тот момент мне было около 16-17 лет. Была проблема: я жила в городе с населением >30 тысяч человек, ещё дальше ёбаного Барнаула, в самой глуши: все друг друга знали и были большие проблемы со специалистами. Я ездила пару раз в Барнаул в частные клиники, там мне говорили не выдумывать себе проблем и что всё потому, что я не ем мясо, что мне нужен парень и больше отдыхать.

Я поняла, что помощи от этих людей мне ждать особо не стоит, начала сама как-то крутиться, делать что-то, заставлять себя вести диалог с друзьями Алины, моей подруги, временами мне становилось лучше. Мой последний год в родном городе был даже не таким уж ужасным. Я жила надеждой, что перееду и что всё будет по-другому.

Я переехала, какое-то время всё было хорошо, я была счастлива со своей новой жизнью. Потом постепенно состояние начало ухудшаться без видимых на то причин. Я потеряла сон и аппетит, снова стала хмурая, радовать жизнь меня перестала, паника давала о себе знать всё чаще, учёба пошла по пизде. Я испугалась, решила снова обратиться к врачу. Понятно, что в городе-миллионнике проблем со специалистами должно быть меньше. Хороший врач, хорошая клиника, мы нашли общий язык, мне назначили лечение, которое мне помогало. Мне стало лучше. Тогда мне поставили диагноз БАР 2 типа, но сказали, что это всего лишь предварительно, чтобы определить точно, нужно продолжительное лечение или наблюдение в стационаре. Так как со стипухи я слетела (ещё бы) у меня осталась социалка 2,5к. С такими мегафинансами частного психиатра я себе позволить не могла, поэтому пофиксила самостоятельно и начала ебашить дальше. 

Новый эээ эпизод случился летом. Кое-как закрыла сессию и осталась в своей общаге помирать. Все разъехались и я осталась одна: аллилуя, страдать никто не запретит. Конечно, я издеваюсь сейчас, спустя год легко шутить, а тогда было не до шуток.

Тогда начались первые признаки агорафобии. Мне страшно было выходить на улицу, потому что начиналась паника. И, конечно, вернулись все знакомые симптомы. Снова начались акты самоповреждения. Я резала себя, билась головой о кафель, тушила о себя сигареты. Я ничего умнее не придумала, кроме как запивать феназепам алкоголем. Пила тогда я довольно много. Сигареты, как мне казалось, облегчали состояние тревожности. Я заставляла себя выходить, таскала себя гулять, это было что-то вроде мучительного наказания. Не знаю, что тогда было сложнее — не удавиться или делать вид, что всё хорошо.

Очень важно: если вам плохо, никогда не давите в себе это и не игнорируйте. 
Под конец июля стало лучше. Я поехала на практику, там всё было отлично, август и вовсе выдался замечательным.

Сентябрь был многообещающим. Я была уверена, что теперь-то у меня точно будет всё хорошо: и жизнь наладится, и учёба, и всё вообще будет заебись, я же столько всего прошла, наверное, хватит с меня? Тогда я и думать не могла, что всё, что было со мной до этого, было тренировкой.
Блядь, я даже написать об этом внятно не могу. У меня ком в горле, хотя я даже влух говорить ничего не планирую.
Меня изнасиловали, опять. Я не знаю, кто это был, но в сознании всплыли старые воспоминания.

Наверное, тогда и начался основной пиздец моей жизни.В период с конца сентября по декабрь (в начале декабря была госпитализация) не было ни дня, чтобы я не рыдала, чтобы не ебошила паника.Бессонница достигла своего апогея. Если мне и удавалось уснуть, то максимум на 2-3 часа, днём, когда в комнате была Люци, с которой мы на тот момент жили, а просыпалась всегда с такой сильной тревогой, будто надо мной стоял маньяк с ножом всё то время, пока я спала.Еда на вкус была пресной и вязкой, мне казалось, что я жую валенок, что бы я ни ела. Иммунитет упал донельзя. Я несколько месяцев не могла вылечить простуду. Однажды я всё-таки сходила в больницу и мне сказали, что у меня пневмония.Про то, что волос и ногтей не осталось, я даже не говорю.Когда меня привезли в больницу, я весила 39кг.

Ещё раз замечу, что я никому обо всём этом не говорила. Когда я всё же решилась, меня не поняли и начали обвинять в лени, привлечении внимания и во всём в таком духе, ну, вы, наверное, знаете.

Я совершенно перестала себя контролировать. Перестала понимать где я и что со мной происходит. Я на автомате шла в университет, если могла заставить себя встать (это бывало очень редко). Панические атаки настигали меня каждый день по несколько раз. Я убегала с пар, пряталась по туалетам и углам, ждала, пока будет хоть немного лучше, чтобы были силы дойти до дома. В особо людных местах я падала в обморок. Таким образом, я не могла ездить на метро и автобусах. Безопасным было лишь одно место — моя комната. Дала о себе знать агорафобия. К ноябрю паника начиналась, стоило мне сделать всего несколько шагов по коридору. Я не могла спокойно себя чувствовать, если дверь не была закрыта на замок.
Повторю, чтобы сделать акцент: я не понимала вообще нихуя, в голове сплошной error.. Это будто моя голова была, не знаю, набита ватой или будто я была роботом с ростком сознания, который вроде понимает что-то, но всё равно робот, который автоматически выполняет заложенную программу. Я начала практиковать самолечение и прописала себе транквилизаторы, снова. Паника стала беспокоить КАПЕЛЬКУ меньше, я даже съездила на концерт. Кроме паники меня беспокоили галлюцинации/иллюзии (не ебу), в общем, я везде видела изнасиловавшего меня чувака: на улице, в универе, в магазине, на стадионе, когда была пара физры, за окном — он всюду меня преследовал. Я понимала, что он не реален, но мне всегда было страшно, я каждый раз переживала произошедшее снова и снова.

Это было настолько жалко, что и вспоминать тошно. Я могла только плакать, больше я ничего не могла. Я устраивала истерики, стоило мне остаться одной в комнате. Била вещи, себя, всё вокруг, кричала, тщетно пыталась понять хоть что-нибудь из того, ада, что творился в моей голове.

В один прекрасный день я просто сдалась. Поняла, что не могу больше выдерживать ничего из вышеописанного. Возможно, если бы я поделилась этим с кем-то, кто был бы в состоянии понять, а не отвернуться, и, может быть, помочь, всё бы не закончилось так, но мы имеем то, что имеем. О своих проблемах я не могла говорить.
Я приняла решение, потом что-то щёлкнуло и я решила кинуть монетку: выпилиться или сначала съездить к врачу. Монетка упала благополучным для всех образом. Возможно, мне просто повезло.

Я приехала на приём в частную клинику, рассказала меньше половины того, что я рассказываю сейчас, и оттуда меня на скорой увезли в больницу, где я пробыла следующие полгода.О том, каково там находиться, можно прочитать в предыдущем посте.

Со мной работали психологи и психотерапевты, но того, что я говорю сейчас, я тогда тоже не сказала. Мне бы это не помогло, таблетки у всех были одинаковые, на ход лечения это бы не повлияло. Главное, что я работала над этим все полгода и потом ещё уже после выписки.

Мне там помогли. Симптомы, отравляющие жизнь, ушли. Туман в голове рассеялся. Остались лишь проблемы психологического характера. С какими-то я научилась справляться сама. Например, у меня нет страха общественных мест, нет страха заговорить с незнакомым человеком. Я вполне приспособилась к жизни. С какими-то из моих проблем может помочь разобраться только специалист.

Выписали меня в мае с пограничным и шизоидным расстройствами. Несколько месяцев назад я снова была на комиссии, мне поставили БАР (хотя я сейчас понимаю, что неважно, как называется по-научному хуйня, происходящая в твоей башке). Хороший пример в нужное время привела Анечка — Хиросима и Нагасаки. Посмотрите на них тогда и сейчас. ТОчное описание того, что происходило и происходит в моей голове.

Примерно до середины июля проходил процесс моего восстановления. С моей жизнью всё относительно хорошо, я в порядке и счастлива. Да, моя болезнь всегда со мной, я об этом помню, но сейчас практически всё хорошо. Иногда падения случаются, но к ним я готова и они не такие масштабные и разрушительные. Теперь я лучше знаю свой организм и свою психику. Теперь я более бережно к себе отношусь.

дурдом

Долго откладывала свой рассказ «об этом вот всём», но рассказать мне нужно. Не для того, чтобы вы, далёкие от проблем состояния психиатрических больниц, условиями нахождения в них и от психических расстройств в принципе, узнали чё тут как тут, а для себя, потому что мне тупо надо поныть. Надо, чтобы все знали, как мне плохо сейчас и как мне ещё больше плохо было раньше, чтобы все примерили на себя хоть на время чтения этого текста тот ад, через который я прохожу. Мне нужно внимание, сочувствие, жалость и хоть на какое-то время забыть, что проблемы есть в этом мире не только у меня. Никакого псевдовозвышенного стиля, только хуи.

Итак, помолясь, начнём)))

Привезли в психушку меня на скорой, которую, оценив моё состояние, вызвал частный психотерапевт. Я очень плохо помню тот день и некоторые за ним последовавшие. Помню, как врач уговаривал меня на госпитализацию, помню, что в скорой была включена сирена, что успела написать только маме, соседке и в закрытый твиттер (который читает 6 человек). Потом у меня сразу всё отобрали, включая телефон и очки (у меня -5, привет).

Так, по порядку. Меня завели в приёмное отделение, начали задавать вопросы. Я отвечала, но мне было крайне трудно говорить. Позже, перед выпиской, мне зачитывали то, что я там, захлёбываясь слезами, наплела: вместо «не хотела других обременять своими проблемами, поэтому как могла не подавала виду, что всё плохо» сказала, что боюсь, что мои мысли могут быть прочитаны и всё в таком духе. Значит, сижу я, разговариваю с врачом о том, когда и как я пыталась покончить с собой за свою недолгую жизнь и т.д. Напротив врача сидел, видимо, санитар (далее – усатый), он описывал моё имущество. Я сидела на кушетке. Потом ввалились три мужика со скорой, дали усатому бумаги для заполнения, а сами расселись кто где смог, потом вошёл какой-то вообще левый мужик в белом халате и по-хозяйски растянулся на кушетке рядом со мной и начал разные шуточки в мою сторону опускать («опа, молоденькая, ты к нам заходи мы с тобой ууууухххх как твою депрессию вылечим))))))» и т.д.), потом зашёл другой врач, кореш первого врача, он посмотрел на меня внимательно, спросил у кореша кто я и с чем я, а затем вымолвил: «Филологом, значит, будешь, хм, интересно с тобой поработать, хм…». Итак, в тесном помещении я и 7 мать вашу мужиков, которые внимательнейшим образом слушают где и как я резала себя в подростковом возрасте. Естественно, я мямлю что-то неразборчивое и заливаюсь слезами, иногда перехожу в истерику. «Ладно», — махнул первый врач рукой, и они с корешем ушли. Ушли и мужики со скорой. Остался усатый с моим имуществом и мерзкий унтерменш с унизительными сексистскими шуточками. Усатый закончил, протянул мне бумагу, на которой были перечислены предметы одежды, мне нужно было поставить «галочки». Унтер, показывая на листок пальцем у слова «бюстгальтер»: «А это вот есть?)))», я смотрю на него как на долбоёба ничего не отвечая, он не понял моего взгляда и выдал: «Ну так снимай ехехехехе))))». Они, слава всевышнему, ушли, пришла санитарка из отделения, в которое меня определили, с помощницей — пациенткой (об этом позже).

Ну значт они дают мне одежду (свою одежду, причём всю, я должна сдать): бушлат (или ватник? Хз чё это), который мне до пят, валенки, наверное, размера пятидесятого, коричневые колготки, видимо, принадлежащие какой-нибудь бабе Томе, той же бабки (или уже другой) ночнушку и халат. Мне всё велико, но это ладно — они же не знали, кого к ним определили, вот и взяли на всякий случай одежду, в которую кто угодно влезет.

Привели меня, значит, я старалась смотреть только в пол, потому что мне было страшно. По крикам я поняла, что определили меня в острое отделение. Палата моя была заставлена столом, чтобы зайти в неё, нужно было отодвинуть его. Зайдя в палату я пиздец ошалела, она была огромной, человек на 30 (да, на 30, я потом посчитала). Села на уготованную для меня кровать, залезла под одеяло и начала смотреть.

НАЧАЛОСЬ СУКА

Через кровать от меня женщина страдает от поноса и рвоты одновременно, анорексичка (170 рост, ~38 вес) напилась горячей воды, чтобы согреться, и тоже страдает от поноса, глядя на этих двух женщина с тревожным расстройством бегает в панике, так как думает, что началась эпидемия, в углу привязанная орёт королева Англии и грозится всех нас расстрелять, слева от меня лежит бабка и примерно раз в 15 минут орёт «давайте ебаться», другая бабка ходит пиздит у всех вещи в наволочку (я картошку собираю трудом занимаюсь не то что вы тунеядцы пошли вон это моя квартира кто вас пустил сюда etс). Девочка без навыков говорения и прямохождения, с бритой головой, вся в шрамах и синяках, иногда соскакивает с кровати и прыгает, иногда мычит что-то неразборчивое, но из всех находящихся там, санитарки её находят самой опасной. Где-то вижу девочек моего возраста явно в приступе шизофрении. Ужас на их лицах навсегда останется в моей памяти.

Ко мне периодически подходят разные девочки моего возраста или немного постарше, начинают расспрашивать, а что ответить — не знаю, говорить не могу, по щекам бегут слёзы. Тогда они начинают рассказывать о себе, мне становится ещё дурнее от происходящего. Одну мать заставляла заниматься проституцией, и она сбежала из дома, затем детский дом, суицид, психушка (здесь она с 14 года). Другая с рождения в детском доме, ещё к её 16 годам у неё пятилетний опыт употребления тяжёлых наркотиков (тяжёлых блядь наркотиков, а не ваших спайсов блядь и косячков на вписках). Что же шестнадцатилетняя делает во взрослом женском отделении? Перевели, т.к. наша шестнадцатилетняя перетрахалась со всеми в подростковом (подростковое отделение — смешанное). (Потом у неё нашли ВИЧ. Она о нём не знает).

Я слушаю их истории, я наблюдаю за происходящим вокруг, и мне плохо, так плохо, как никогда ещё не было. Я начинаю думать, что суицид был не таким уж плохим решением. Мне сделали укол снотворного, но то ли дело в шокирующей меня обстановке, то ли в глубокой степени моего заболевания и прогрессирующей бессоннице, но на меня он не подействовал. Я дождала до утра, а дальше туман. Следующие несколько дней помню крайне смутно и отрывками. Помню, что много спала, что в столовую меня водили под руки несколько человек, а потом я снова спала. Иногда смотрела, что вокруг меня происходит, пыталась понять, хотя, конечно же, была не в состоянии. 

Очень хорошо запомнились эпизоды, когда меня санитарки заставляли что-то делать: мыть пол в палате, убирать что-то, чистить, ответить возражением я очень боялась тогда и, наверное, даже не смогла бы в пинципе тогда кому-то что-то возразить. Ещё помню, ту девочку, с бритой головой и шрамами, её Кузнечик прозвали. Она не умела сама ходить в туалет, менять памперсы ей, по идее, должны санитарки, но занимались этим пациенты. Очень хорошо ещё помню случай, когда пришло время этот самый памперс сменить, санитарки зашли в нашу огромную палату и начали хохотать, показывать на неё пальцем, говоря: «смари опять обосралась хахахехех а ты чо смотришь убирай быстро!!!»

Вот эта самая Кузнечик очень врезалась мне в голову. Позже я узнала, что её привезли из детского дома, что до этого её всю жизнь держали на цепи (остались даже следы) как собаку. И прыгает она не как кузнечик, а как привязанная собака. Она сама не говорит, но понимает команды («Сядь», «Иди есть», «Пей таблетки»), понимает, если они поданы в приказном тоне. Её как-то угостили конфеткой, ей так понравилось, что она достала все фантики из мусорного ведра и облизала их. Мне хотелось подойти к ней и погладить её, но было видно, что и меня, и других, кого она не знает, очень сильно боится. Но мы отошли от темы.

Спустя какое-то время, через 3-4 дня, меня повели к врачу, я в общих чертах пересказала то, что говорила ранее, при поступлении, сказала, что мне страшно в той огромной палате, где постоянно кто-то кричит и кидается на других людей, врач была ко мне благосклонна, она учитывала мой ранний для таких заведений возраст, моё положение и тд и как-то относилась ко мне не то по-матерински не то по-бабушески. Она перевела меня в палату поменьше и поспокойнее, но лучше мне, конечно, не стало: я всё так же плакала, всё так же не вставала с кровати и спала.

Первая неделя (или чуть больше) была адом для меня, я чувствовала себя овощем и совершенно не контролировала ни своё тело, ни мысли. Поили меня тогда трифтазином (без циклодола), я пыталась удавиться однажды, так как страдала пиздец от побочек.

Наконец-то, спустя неделю, позвонили моей маме и сообщили где я и что со мной. Боюсь даже представить, что с ней было после моего того сообщения («меня везут в психушку на скорой, всё будет хорошо, позвоню по возможности»).

Примерно так, в реках слёз и страха, прошла моя первая неделя здесь. Мама приехала как только ей сказали где я и что со мной. Мне было страшно чуть меньше, плакать тоже стала чуть меньше. Мне привезли одежду и незаменимые вещи вроде зубной щётки и чистого белья. Относительно «строгого режима» расскажу чуть ниже, но санитарка расклеила все прокладки, привезённые мамой, чтобы убедиться, что она не положила туда лезвия.

Я стала чуть живее. Я понимала, что примерно происходит вокруг и начала к этому приспосабливаться.

Я привыкла к крику пациенток, к блядь ёбаному несмолкающему ОРУ санитарок, перестала удивляться даже самым абсурдным вещам.

Кто-то кричит, у меня спрашивают про эту женщину, а я холодно отвечаю: «Да это Катя, она отчима хотела убить, ментов побила, звёздочки на погонах у них выгрызла, она часто тут бывает, неделю дома поживёт, а потом привозят». И я правда считала всё это нормальным и как бы самим собой разумеющемся…

Итак, переходим к следующей главе Р Е Ж И М

Если вам интересно, что в психушке можно, то там НЕЛЬЗЯ ТУПО ВСЁ!

Запреты эти, конечно, берутся не на пустом месте и обоснованы и блаблабла. Это всё понятно.

Есть и пить только из металлической посуды, только столовыми ложками. Есть вдруг кому-то пиздец как захочется иметь у себя такое ценное оружие как ложка, и он незаметно пронесёт её, то страдают все. Точнее не все, а те, кто курит. Ложка не найдётся — курилку не откроем. Сигаретные наказания здесь как ремень для детей. Снег никто не хочет идти кидать? Добровольцев нет? Пусть тогда идут те, кто курит!)))))) А не пойдёте — курить не будете)) и всё в таком духе. Еду, которую привозят друзья или родственники хранить у себя нельзя, её выдают один раз в день, на полдник. Сигареты и уж тем более зажигалки тоже хранить у себя нельзя. Курить можно два раза в день по одной сигарете (а скажи старухе, которая с 72 года по пачке в день скуривает, что теперь ей по две в день будут давать, ха!) В общем, с сигаретами была вообще особого рода война. Сигареты пиздили из пачек, которые хранились на посту, санитарки проводили шмон по палатам в поисках сигарет, сигареты выклянчивались у мужиков из соседнего отделения через щелочку, ой…

Мытьё полов, посуды, глажение халатов, уборка любого вида и даже мытьё тяжёлых больных лежала на пациентах. Они делали это за сигареты.

Но если эти запреты обоснованы, то есть и ряд довольно абсурдных (на мой субъективный взгляд). Попросила подругу привезти мне пару лифчиков (мой-то забрали при поступлении хех) — сказали, что не положено. И с тех пор в сейфе старшей сестры хранились паспорта, телефоны, деньги и два моих лифчика. Отклеивание прокладок и поиск в них лезвий — тоже дикость какая-то. Заколку-краб не разрешили, много книг у меня было, на это тоже жаловались постоянно. Суть запретов здесь даже не столько в безопасности, сколько в самом факте запрета.

Ладно, не суть. Идём дальше. ЕДА

Больничная еда в российских больницах в принципе хуёвая, тут и говорить нечего, я считаю, но всё равно примерное меню напишу:

Завтрак: каша, похожая на клей; чай, горячий как кипящий кратер;

Обед: суп из 1/5 картофелины, 1/12 морковки и какой-нибудь крупы; на второе — каша, похожая на клей, и сосиска/тушёнка;

Полдник: печенька и холодная вода (остудиться после чая);

Ужин: каша, похожая на клей; тушёнка и горячий как кипящий кратер чай.

От чая иногда ещё пахло то хлоркой, то ещё чем-нибудь. Соли и сахара не было в принципе, ни в каком виде еды/напитка

Однажды ещё стала свидетелем, когда на всех не хватало еды. Тогда работники буфета вместо того, чтобы не съеденное ранее другими пациентами выкинуть в ведро отходов, разложили по другим тарелкам. С тех пор я если и ела, то первая.

Хроника

Как строится система: новеньких определяют в палату наблюдательную (на 30 человек которая), если он не приходит в себя, то там и остаётся, может остаться на ооочень долго, если он приходит в себя и относительно остальных нормальный, его переселяют или в соседнюю палату на 16 человек, или в ещё соседнюю (она тоже на 30-35 человек, но там одни бабушки, с Альцгеймером в основном), если ты вообще нормальный и в общем-то на поправку идёшь, то тебя определяют на 2 этаж. Там есть общая палата, есть маленькие, на 1-3 человека. На 2 этаже можно раз в неделю на 5-10 минут брать телефон и такие опасные предметы как очки, ну и потише немного. Весь хаос и ужас происходят на первом этаже, в основном в наблюдательной палате. Даже на втором этаже я всегда слышала крики, мольбы о помощи и прочий ужас.

Я была свидетелем нескольких драк, однажды отпиздили меня, однажды мне заломили руку, чтобы выхватить у меня почти догоревшую сигу. Была одна проститутка, была одна ожидавшая то ли 2, то ли 3 суда, с судимостью людей было тоже ооочень много. Многие из лежавших со мной в психушке лежали по суду.

Женщина, у которой было 18 детей, 15 или 16 из которых мёртвые, лежала по суду. Она была глубоко верующей (и естественно против абортов), детей начала рожать в 16 и, видимо, рожала в год по ребёнку. Часть детей умерла от её рук. На детей ей, видимо, было глубоко плевать — когда мы с ней разговаривали, она говорила о них так, будто говорит о мешке картошки. «Ну мне было трудно запоминать их имена, дни рождения, их в детдом забирали…». Таких историй почти у каждого пациента до пизды. 

Бабушка, за которой сын 18 месяцев не приезжает и которую поэтому не отпускают домой, как-то жаловалась, что в детстве её мать называла уродиной, говорила, что та в отца пошла, а отца-то и нет, «брат его, дядька мой, скотина такая, кирпичом по башке удавил», а потом та же история произошла с её сыновьями. 

Девочка с голосами рассказывала, что помнит, как в трёхлетнем возрасте видела убийство родителей и потом несколько дней сидела плескалась в их крови.

Первым человеком, который ко мне хорошо отнёсся, была женщина чуть за 50, очень интеллигентная, аристократичной внешности. Её в огромнейшее замешательство приводило сие заведение. Попала она в него случайно. Увидев меня, плачущую на холодном полу, она обняла меня и успокоила, потом подарила носки, чтобы я мёрзла чуть меньше. Мы стали разговаривать, оказалось, что она искусствовед, некоторое время работала по профессии, а потом пошла смотрителем в галерею (ГЦИИ в Новосибирске называется). Она постоянно рассказывала мне о выставках, о ночи музеев, хвалила мою внешность, всё подталкивала меня идти в натурщицы. Потом я выучила с ней несколько стихотворений на французском. Мы быстро сдружились, не смотря на большую разницу в возрасте. Оказалось, что у нас литературные вкусы во многом сходны. Она обожала просто Булгакова, Бунина и Гумилёва. А в любовь последнего с Ахматовой верила просто с каким-то детским восторгом! Мне очень помогло общение с этой женщиной адаптироваться и не потеряться.

Когда меня определили в маленькую комнату, моей соседкой сделалась самая оптимистичная, самая весёлая и непринуждённая женщина. Я довольно проницательный человек, но здесь долго не могла понять, кто она и как очутилась здесь. Спросила её, не с депрессией ли она — с депрессией. Мы разговорились, она рассказала о своём непростом детстве, о матери-наркоманке, которая заставляла просить милостыню, а потом и вовсе бросила её, о том, как её и дальше бросали и выгоняли из дома. При всех тех ужасах, которые с ней произошли, она так стойко и уверенно идёт дальше и даже оптимистично на всё смотрит! Она очень быстро взбодрила меня, будто часть своей энергии мне передала, мне стало легче. Правда, её быстро выписали, но она очень сильно мне помогла своим примером.

Была одна девушка-цыганка, такой красоты, что я глазам не верится, что такие бывают. Единственно, что с тоской в глазах и с бескровными губами. Теперь с Кармен у меня ассоциация осталась навсегда. Она привлекала не только красотой, но и открытостью. Она со всеми делилась своими проблемами, всех всегда выслушивала и старалась помочь. У неё жизнь сложилась нелегко. Её и били, и насиловали (причём менты), её ребёнку во время родов сломали то ли шею, то ли спину, теперь он инвалид и каждый день для него может стать последним. Муж её и изменяет, и бьёт её и сына. Сама она по психушкам с галлюцинациями и агонией.

Женщина с гитарой ходила и всё время что-то говорила или пела, нервируя всех, но пытаясь заглушить таким образом голоса в голове. Другая женщина, такая очень мужеподобная, отказывалась брать в руки книги и газеты, «потому что их люди сделали».

За два месяца в остром отделении и месяца в отделении неврозов со мной произошло СТОЛЬКО абсурдных вещей, что их все, наверное, и не припомню сейчас. Я говорила друзьям и говорю теперь: Д У Р Д О М здесь читается в каждом атоме! Если в мире и есть цитадель абсурда ТО ВОТ ОНА ВОТ!!!!! В этом дурдоме летали комары, в банный день (единственный день, когда народ пинками ведут мыться) отключили горячую воду, именно когда выключили электричество сестра-хозяйка пришла проверять, не перегорели ли лампочки в палатах…

Любимым занятием пациентов было ходить по коридору туда-сюда. Вот однажды выхожу я из палаты, а ВСЕ В ПАЛЬТО В ШУБАХ БУШЛАТАХ  КУРТКАХ «вы ёбнутые?» — спрашиваю, «нам холодно», — мне отвечают. Вот такой показ мод. 

Ещё как-то бабушку-чеченку привезли. Её якобы обманным путём сюда положили. Вся её чеченская братия к нам в психушку на разборки потом приехала, бабку-то вызволять надо!

На Рождество абсолютно всех облили святой водой и дали конфеты!

Ах, да, я же про Новый год забыла рассказать. Ну, со мной тут всё понятно — прорыдала в пустой тёмной палате всю ночь. Других же такой расклад не устроил. Была одна бабуля, ей было свойственно всё, что свойственно и другим бабушкам. И, как и все бабушки, бывает, выбирают самого маленького и угощают его всем подряд, также и она, как самую младшую выбрала меня и начала меня снабжать сигаретами. Она была бунтарка самая настоящая: открыто всех нахуй посылала, курила где хотела и сколько хотела. На Новый год ей муж привёз салатов всех, что полагаются, бутербродов с икрой, курицу с картошкой.... Значит, накрыли поляну на втором этаже, а когда санитарки в 22:00 объявили отбой, благополучно были посланы нахуй. Этой бабули очень не хватает в каждом из нас.

Была девушка, знавшая 7 языков и учившаяся в Сорбонне, были фотомодели, искусствовед, библиотекарша, музыканты. Я нашла здесь очень много интересных и вдохновляющих меня людей. 

Что же касается меня самой, то я больше запуталась, чем вылечилась. У меня убрали симптомы типа бессонницы, в голове вроде бы стало яснее. Но с этой ясностью в голове я не понимаю, где я, а где моя болезнь. Я лечусь, я пытаюсь бороться, но мне не за что зацепиться, нет опоры у меня, чтобы я не падала больше. Желания жить у меня нет, я очень хочу, чтобы у меня было то, ради чего бы я жила, потому что саму-то жизнь я люблю. Бывает, я соображаю ясно и чётко, но так бывает не всегда, большую часть времени у меня в голове хаос, и он, а не происходящие вокруг вещи, является адом. Когда это начинается, я больше всего хочу воткнуть себе отвёртку в голову. И я очень боюсь выписываться, потому что здесь я хотя бы сама себе не угрожаю. У меня есть терапия, есть таблетки, есть навещающие меня друзья. Всё должно быть хорошо.

Спасибо огромное, что приезжаете, что подбадриваете, присылаете всякие ништяки и милые штуки. Одна я бы это не потянула, мне чертовски повезло, что у меня есть моя банда поддержки ♥ с вами никакая психушка не страшна
меня пока не выписали, но я иду к этому!<3